Сергей Капица
Сергей Петрович Капица был в СССР настоящим олицетворением большой науки. Зримым, обаятельным и чрезвычайно популярным.
Настолько, что популярности его завидовал даже отец, нобелевский лауреат, великий советский физик Петр Капица. Когда одна журналистка при нем назвала Сергея Капицу «знаменитым», физик обиделся: «Это я знаменитый, а он — просто известный».
В том, что Сергей Петрович Капица родился в Англии, ничего невероятного не было. И совсем не потому, что он «не из простых» — из знатного рода Капиц-Милевских, внук генерал-майора инженерных войск, правнук начальника всей типографической службы российской армии И.И. Стебницкого, член-корреспондента Петербургской академии наук и генерала от инфантерии.
Просто отец Сергея Петровича, Петр Леонидович Капица, увлекшись в юности физикой, учась в Петербургском политехническом институте, проявил такие способности в науке, что «отец советской физики», Абрам Федорович Иоффе, сначала пригласил его на работу в свою лабораторию, а затем, понимая, что Петру необходимо продолжать образование, но в тогдашней России это было невозможно, решил направить его в Кембридж.
Решение отправить Петра подальше от родных мест было связано еще и с тем, что 27-летний ученый тяжело переживал потерю любимой жены и детей. С Наденькой Черносвитовой, дочерью члена Центрального Комитета партии кадетов, депутата Государственной думы всех четырех созывов Кирилла Кирилловича Черносвитова, он обвенчался в 1916 году. Спустя год, в июне 1917-го, жена родила Петру Леонидовичу первенца, крещенного Иеронимом, но в конце 1919 года его унес грипп-«испанка». Годом позже от «испанки» умерли две его Надежды — жена и новорожденная дочка, названная по имени матери.
Случай представился в 1921 году, когда была сформирована группа из именитых ученых для командировки в Англию с целью обмена опытом и закупки научного оборудования и литературы. Иоффе настоял, чтобы в состав группы включили и Петра Капицу. Также за него просил знаменитый кораблестроитель Алексей Николаевич Крылов. Когда же и авторитет Крылова не возымел должного действия, была привлечена тяжелая артиллерия: за то, чтобы выдать молодому ученому разрешение на выезд, просил Максим Горький. Только после тройного «залпа» отбиравшие достойных и благонадежных чиновники уступили.
В Кембридже Иоффе познакомил Петра со старым своим другом, руководителем Кавендишской лаборатории, одним из мировых столпов физики Эрнестом Резерфордом, и предложил Резерфорду взять Петра в свою лабораторию. Резерфорд вовсе не горел желанием отвечать за гражданина большевистской страны, с которой у Великобритании не было еще даже дипломатических отношений. Чтобы не обидеть старого друга, Резерфорд сослался на то, что штат лаборатории укомплектован, лишних единиц нет и не предвидится. Однако в разговор двух мэтров позволил себе вступить Петр. Капица поинтересовался, сколько человек работает в лаборатории, и, получив ответ, что тридцать, спросил, какую погрешность в своих экспериментах Резерфорд считает допустимой? Еще не чувствуя подвоха, Резерфорд ответил: три процента. Ловушка захлопнулась: Капица заявил, что три процента от тридцати человек будет как раз равно одному человеку.
22 июля 1921 года он приступил к работе в Кавендишской лаборатории. Вернувшись в Советскую Россию, Иоффе сделал все, чтобы его ученика не рассматривали как «невозвращенца», а только как советского ученого, временно работающего в Великобритании, призванного выведать все современные научные секреты и «оплодотворить» ими советскую науку. Весьма скоро Резерфорд проникся к своему новому сотруднику уважением, о чем Петр уже осенью с гордостью писал домой матери: «Отношения с Резерфордом, или, как я его называю, Крокодилом, улучшаются». Да, именно Петр Капица дал Резерфорду кличку Crocodile. Когда великий физик узнал об этом, то попросил дипломатично выяснить, за какие грехи русский ученый его так неуважительно окрестил. «Это животное никогда не поворачивает назад, — ответил Петр спрашивавшему, — и потому может символизировать резерфордовскую проницательность и его стремительное продвижение вперед…»
Если не считать друзей и коллег, Петр был в Кембридже совершенно одинок, о чем часто писал матери. В обстановке глубокого личного одиночества, смягчавшегося желанной работой, он провел больше пяти лет. Но, приехав в Париж в октябре 1926 года, Петр встретился с жившей здесь в эмиграции Анной Крыловой, дочкой того самого Алексея Крылова, хлопотавшего за него перед «компетентными органами». И тут же в нее влюбился. Анне он тоже понравился. Когда же, после двух недель вздохов на скамейке и прогулок при луне, Анна поняла, что Петр ни за что не решится сам предложить руку и сердце, то решила идти ва-банк и спросила: не кажется ли Петру Леонидовичу, что им надо сочетаться браком? Петр Леонидович обрадованно признал, что это было бы лучшим решением в сложившейся ситуации.
14 февраля 1928 года у молодой четы родился первенец. «Сынишка весит около 9 фунтов — писал уже на следующий день матери Петр, — здоровый и крикливый парень… Серьезен очень и сосет кулак. Теперь мы с женой не можем придумать имени ребенку». В конце концов назвали Сергеем. На крестины пригласили друга семьи, знаменитого физиолога, нобелевского лауреата, академика Ивана Петровича Павлова. Сразу после рождения сына Петр Леонидович, бывший уже членом Лондонского Королевского общества и заместителем Резерфорда по магнитным исследованиям, начал строить на Хантингтон-роуд дом с редким по тем временам центральным отоплением и теннисным кортом. Дом этот, по сей день принадлежащий Капицам, сейчас объявлен памятником архитектуры.
В этом доме в июле 1931 года родился брат Сергея, Андрей. Сергей Петрович вспоминал, что он жутко ему завидовал, поскольку у Андрея была коляска. Впрочем, зависть продолжалась недолго: отец, заметив несправедливость, быстро ее устранил, купив Сергею велосипед.
Из писем одной бабушки (Елизаветы Дмитриевны Крыловой) другой бабушке (Ольге Иеронимовне Капице), 1933 год: «Сережа одно время часто бывал в кабинете у отца и очень важно говорил: «Мы с папой работаем». Работа была такая — была большая коробка «Мекано», и вот в кабинете шли постройки, то мост, то подъемный кран, то робот. Сережа больше занимался разборкой винтиков, а папа увлекался постройками. Но Сережа всегда говорил: «Мы работаем».
Сережа ходит в школу, но очень рад, когда не надо идти, то есть в субботу и воскресенье. Он так занят «Мекано», все время строит и строит. Когда не скоро засыпает, я ему говорю: «Что не спишь?» Он отвечает, что думает и обдумывает, как бы лучше сделать машину, которую он хочет строить. Чаще строит не по книгам, а «из головы», как он говорит».
Но были и такие увлечения, с которыми родителям приходилось бороться. Вовремя заметив, что Сережа со своим другом Диком увлекся карточными играми, Анна Алексеевна подговорила маму Дика, и они «раскрутили» малолетних сыновей сыграть с ними на деньги. Взрослые женщины, отчаянно жульничая, вчистую обыграли детей, оставив их, рыдающих, без единого пенса. Этот случай стал для них своего рода прививкой. С тех пор Сережа получил стойкий иммунитет к азартным играм.
Каждый год Петр Леонидович Капица обязательно ездил в Россию навестить коллег-ученых. Мысль о том, что поездки могут быть опасными, даже не возникала. Хотя Алексей Крылов писал из Ленинграда в Кембридж о ленинградской слякотной погоде, о том, что климат Северной Пальмиры противопоказан тем, кто привык к климату атлантическому, тем самым давая понять — возвращаться не надо. А сбежавший в том же 1929 году на Запад математик, академик Яков Успенский писал Капице уже предельно прямо: «Положение сейчас таково, что никаким гарантиям того, что Вас по истечении некоторого срока выпустят обратно, доверять нельзя. Приехав однажды в СССР, Вы рискуете остаться там навсегда. Но, допустив даже, что этого не случится, все-таки можно очень сомневаться, что Вам удастся вести работу при таких условиях, какие Вы имеете в Кембридже». Петр Леонидович не слушал.
В конце августа 1934 года он с супругой на только что купленной машине Vauxhall через Скандинавию доехал до Ленинграда. И вскоре был приглашен в Совет Народных Комиссаров. Ему сообщили, что его выездная виза аннулирована, и попросили сдать паспорт. Позднее выяснилось, что судьбу ученого решил возглавлявший Центральную комиссию по чистке партии Лазарь Каганович, подписавший резолюцию: «Исходя из соображений, что Капица оказывает значительные услуги англичанам, информируя их о положении в науке СССР, а также и то, что он оказывает английским фирмам, в том числе военным, крупнейшие услуги, продавая им свои патенты и работая по их заказам, запретить П.Л. Капице выезд из СССР». Чтобы подсластить пилюлю, Петру Капице обещали построить специально для него новый институт. И выкупить для него оборудование Кембриджской лаборатории — все равно работы в ней после его отъезда остановятся. Аргументы, что, мол, в Англии остались дети, вызвали смех. Забрать их было предложено Анне Алексеевне — «она тоже умеет управлять машиной».
Сергей с братом и мамой вернулись в Москву только через полтора года, в январе 1936-го. Петр Капица встречал семейство на границе. Для того чтобы дети не сильно расслаблялись, не забывали английский язык и в то же время, чтобы максимально смягчить стресс от смены обстановки, с ними вместе в Москву приехала молоденькая английская гувернантка, мисс Сильвия Уэллс. Изначально она планировала провести в Стране Советов полгода, но жизнь внесла в эти планы коррективы — она вышла замуж и осталась в СССР навсегда. Даже когда Сергей и Андрей выросли и необходимость в гувернантке исчезла, Сильвия не оставляла Капиц. Хотя в Англии Сережа уже начал ходить в школу, решено было в Москве с ней не торопиться. Надо было сначала подтянуть его русский язык, особенно в плане грамматики, отучить его считать на пальцах, как того требовала английская программа, и вообще привести его начальное образование в соответствие с советскими стандартами.
Осенью 1937 года Сережа поступил в 3-й «А» класс Московской опытно-показательной школы (МОПШ) № 32. На следующее лето его отправили в Артек, однако Сереже там категорически не понравилось. О чем он сразу отписал в Москву отцу. По-английски. Не принял Сережа, вчерашний англичанин, артековскую дисциплину и муштру. И школа тоже не нравилась — именно тем, что была элитная: в классе Сережи учились дети Микояна и племянник Кагановича. Однажды на перемене Сережа не выдержал и с криком «Бей наркомчиков!» набросился на «элиту» с кулаками. Его перевели в школу «понароднее» — №8, на Большой Калужской, недалеко от дома. В ней Сережа окончил 6-й класс. Началась война…
Институт Петра Капицы был стратегическим объектом. На его базе для нужд фронта производили сжиженный кислород для замораживания взрывателей мин и неразорвавшихся бомб. Сотрудников и их семьи эвакуировали в Казань. Капицы поселились в помещении бывшей дворницкой Казанского университета. По соседству располагался анатомический театр. Путавшие двери пугали Сережу вопросом: «А где здесь трупы сдают?»
После того как американцы взорвали ядерную бомбу в Хиросиме, в СССР был создан «Специальный комитет». Руководил им серый кардинал страны Лаврентий Берия. Разумеется, в состав комитета включили и Петра Капицу. Но как на одной кухне не могут ужиться две хозяйки, так и замечательный в своей принципиальности ученый не мог ужиться в одной команде с бывшим министром внутренних дел. А тем более он, в отличие от более гибкого Курчатова, не мог считать себя подчиненным Берии. Такое противостояние двух столпов не могло продолжаться долго. Оно и продолжалось недолго. Современники событий рассказывают, что Берия очень хотел посадить, а в идеале — и расстрелять строптивого ученого, но за него якобы вступился сам Сталин, понимавший, что знаменитого уже на весь мир физика уничтожить будет не так легко, как какого-нибудь маршала. Поэтому свыше было приказано пока Капицу не трогать, а просто отстранить его от руководства институтом и максимально отдалить от науки.
Вот тогда-то Сережа и познакомился с очаровательной Танечкой Дамир, дочкой знаменитого терапевта, профессора московского Медицинского института Алима Матвеевича Дамира. Капица был самым молодым из ее поклонников, но ему удалось убедить девушку, что лучше, чем с ним, ей ни с кем не будет, и заманить красавицу в загс. Свадьба состоялась осенью 1949 года, в самый разгар опалы семьи Капицы. На Николину Гору приехали те, кто не побоялся, выпили по бокалу шампанского и вечером проводили молодых в свадебное путешествие в Сочи. К тому времени Сергей уже окончил МАИ и был принят на работу в Центральный аэрогидродинамический институт (ЦАГИ), где почти сразу приступил к работе над кандидатской диссертацией. А в 1950-м, когда у молодых родился сын, которого супруги назвали Федором, Сергея из института уволили. Без объяснения причин, не дав закончить диссертацию. К счастью, увольнение не сопровождалось «волчьим билетом», и уже вскоре сын опального ученого был зачислен в Институт физики Земли (ГеоФИАН), где занялся работой, совершенно не связанной с самолетостроением, — изучением земного магнетизма. И так этим делом увлекся, что уже через два года стал кандидатом наук.
Это произошло весной 1953 года, после смерти Сталина, но еще при жизни Берии. С расстрелом последнего опала, висевшая над Петром Леонидовичем, закончилась, физику разрешили заниматься физикой, а «хате-лаборатории» на Николиной Горе присвоили официальный статус «Физической лаборатории Академии наук СССР». Тогда же, холодной осенью 1953-го, на семейном совете было решено, что Сергею следует перевестись в «Капишник». Там Сергей занялся созданием «микротрона», оригинального ускорителя элементарных частиц. Микротрон был успешно запущен, а Сергей Петрович, вместе с несколькими своими коллегами-единомышленниками, уже в начале 1960-х годов защитил докторскую диссертацию.
Увлечение аквалангом Сергей Капица пронес через всю жизнь. С 1958 по 1964 год он был вице-президентом Всесоюзной федерации подводного плавания. Хотя несколько раз это увлечение чуть не стоило ему жизни. В 1967 году ученого пригласили в Сидней, прочитать студентам курс лекции. Сэкономив немного времени, Сергей решил съездить на крохотную биостанцию на Барьерном рифе и там всласть понырять. В одном из погружений он погнался за морской черепахой и даже не заметил, как оказался на глубине 30 метров. К тому времени воздуха в акваланге осталось критически мало. Попытка переключиться на резервный запас привела к тому, что воздух был перекрыт полностью. Срочно всплывать в такой ситуации было невозможно: резкое снижение внешнего давления могло легко окончиться разрывом легких, давление воздуха в которых тогда равнялось 4 атмосферам (больше, чем в автомобильных шинах). Американец, сопровождавший Сергея в этом погружении, не выдержал и начал достаточно быстрое всплытие, в результате которого порвал себе обе барабанные перепонки. Сергею же удалось преодолеть страх и несмотря на нехватку воздуха подняться со скоростью пузырьков, как требовалось. До поверхности он добрался совершенно изможденным, и в лодку его пришлось просто затаскивать.
Австралия была не первым иностранным государством, в котором Сергею удалось побывать. Впервые его выпустили за границу в 1959 году. Тогда он вместе с мамой и женой сопровождал отца в автомобильной поездке на международный симпозиум по планированию науки в Прагу. Петр Леонидович подготовил большой и серьезный доклад, однако уже в столице Чехословакии его неожиданно навестил советский посол и сообщил, что некие высокие лица позвонили ему из Москвы и строго-настрого приказали всякие доклады отменить.
— Я хоть и советский, но свободный ученый, — возмущался Капица-старший. — И буду говорить то, что хочу!
— Петр Леонидович, — уговаривал посол, — вы же поймите, вы не только себя, вы меня погубите. Вас просто невыездным сделают, а меня вообще отозвать могут.
— Не могу помочь. Я под Сталина не подстраивался и под этого вашего неизвестного начальника подстраиваться не собираюсь. У меня один командир — моя совесть. Так ему и передайте.
— Папа, — вмешался в разговор Сергей, — но ведь можно поступить и по-другому. Можно ведь найти компромисс!
— Да, да, — обрадовался посол, — именно что компромисс. Вы же можете не читать доклад, а, например, размножить его и раздать участникам.
— Вы с ума сошли? Где размножить, как, когда, времени нет. Да и не собираюсь я это делать. От меня ждут доклад, и я буду его читать.
— Скажите, — обратился к послу Сергей, — а отцу запретили только доклад читать или вообще высказываться на симпозиуме?
— Нет, что вы, — посол отчаянно замотал головой, — только доклад, высказываться сколько хочешь можно.
— То есть в дискуссиях он выступать может. Так? Ну, тогда все просто. Папа, ты вполне можешь выступить с этим докладом во время дискуссии. Вроде как это и не доклад вовсе, а твое мнение по спорному вопросу. Конечно, в прениях время выступления обычно ограничивают, но думаю, что для тебя президиум сделает исключение. Так и вышло. Петр Леонидович спокойно прочел доклад на тему «Будущее науки» не на пленарном заседании, а на состоявшейся за ним пленарной дискуссии.
К тому времени Сергей уже три года преподавал в легендарном Физтехе, читал курс по электронике СВЧ и ускорителей. В 1964 году ему предложили пост заведующего кафедрой общей физики, а год спустя присвоили звание профессора. Сергей Петрович стал одним из первых советских ученых, которому в середине 1960-х разрешили поработать в Королевском техническом институте Стокгольма. В его активе было уже немало публикаций в научных журналах и серьезная монография «Микротрон», написанная в соавторстве с В.Н. Мелехиным.
Как то его попросили помочь в подготовке двух учебных фильмов для школьников. Один был посвящен закону сохранения энергии, другой — сохранению импульса. Фильмы получились удачные, и Капице предложили комментировать на телевидении научно-популярные фильмы. Но формат простого комментария интереса у зрителя не вызвал. Не нравился он и самому комментатору. Положение спасла заведующая киноотделом ЦТ Жанна Фомина. Она уже была известна тем, что запустила такие успешные проекты, как «Клуб кинопутешествий» и «Кинопанорама», и решила сделать отдельную передачу. На роль ведущего был приглашен 45-летний доктор физических наук, профессор Сергей Капица.
Решение было принято не сразу и далось нелегко. У отца спрашивать было бесполезно, он всегда относился к деятелям СМИ с недоверием, допуская к себе лишь небольшой круг научных журналистов. Он и потом не одобрял «легкомысленное» телевизионное увлечение сына. А Лев Арцимович, у которого Сергей решил спросить совета, сказал пророчески: — Попробуйте. Но стоить вам это будет очень дорого. Это неизбежно скажется на отношении к вам коллег-ученых и разрушит вашу академическую карьеру.
Первая передача «Очевидное — невероятное» вышла на голубые экраны 24 февраля 1973 года. Название для нее предложила старший редактор отдела научно-популярных передач Ирина Александровна Железова. А вот знаменитый пушкинский эпиграф про «сколько нам открытий чудных», если бы не передача, вообще бы мало кто знал. Потому что это вовсе не отрывок из стихотворения Пушкина, как думают многие, а фактически набросок, черновик, так и не воплотившийся во что-то серьезное.
В сущности, место ему было лишь в самом конце Академического полного собрания сочинений, вместе с прочими обрывками и недописками. И только стараниями готовившей это собрание Татьяны Цявловской, которой пятистишие очень понравилось, его вынесли в основную часть как самостоятельное произведение. Где его и нашел режиссер программы Левкович. И предложил использовать в качестве эпиграфа. Разумеется, убрав последнюю строчку. На советском телевидении Бог был персоной нон-грата. Два десятилетия и так не длинное произведение гения русской поэзии звучало на телевидении урезанным на пятую, самую гениальную, часть. Передача, выходившая еженедельно по субботам и длившаяся 52 минуты, завоевала сумасшедшую популярность. Настолько, что Владимир Высоцкий даже сочинил веселую песню, в которой пациенты «сумасшедшего дома» на Канатчиковой даче обращаются к Капице как к последней инстанции.
Если бы тогда на телевидении измеряли рейтинги, можно быть уверенными, что у «Очевидного — невероятного» он бы зашкаливал. Передачу смотрели все: и старые и малые, лица слабого и сильного пола, горожане и жители деревень, представители партноменклатуры и диссиденты. Ученый Сергей Капица получил в распоряжение трехсотмиллионную аудиторию, которой рассказывал о чужих научных достижениях, — предсказание Льва Арцимовича сбылось: научное сообщество воспринимало его уже не как своего, а именно как популяризатора науки. Но до такой степени талантливого, что в 1979 году Сергей Капица был награжден Государственной премией СССР и в 1979 году в Париже, в штаб-квартире ЮНЕСКО, Капице вручили премию Калинги, высшую международную награду за популяризацию науки. И предложили занять в ЮНЕСКО высокий официальный пост.
Советская номенклатурная машина отреагировала бурно. Из письма Постоянного представителя СССР при ЮНЕСКО А.С. Пирадова, адресованного завотделом загранкадров ЦК КПСС Н.М. Пегову и замминистра иностранных дел СССР В.Ф. Стукалину: «…На этот счет у нас есть вполне определенные и достаточно веские сомнения. С.П. Капица беспартийный. Уже одно это обстоятельство создаст серьезные проблемы. Естественно, что со всеми советскими сотрудниками Секретариата ЮНЕСКО, а тем более с директорами, ведется большая повседневная работа по линии парткома, партбюро, партгрупп, и не только в смысле политико-воспитательной деятельности, а и дачи им вполне конкретных заданий, поручений, рекомендаций, порой достаточно деликатного, а то и просто секретного характера. В случае же с С.П. Капицей возникнет ситуация, когда он окажется вне прямого влияния парторганизации, в неведении задач, которые ставятся перед советскими коммунистами, работающими в ЮНЕСКО. Другая проблема — это наличие у жены С.П. Капицы, Татьяны Дамир, родственницы, как будто тетки, и других родственников, постоянно проживающих во Франции… Вместе с тем у С.П. Капицы, по-видимому, есть немало шансов быть назначенным на директорский пост в ЮНЕСКО… Просим ориентировать». Разумеется, после такого «сигнала» ни о каком посте и речи быть не могло. Сергей Петрович не сильно жалел о неназначении. Бюрократическая работа была явно не в его вкусе.
Были и более болезненные реакции на его популярность. В декабре 1986 года в Долгопрудном, где на Физтехе Сергей Капица читал лекцию, на ученого напал не вполне здоровый сторонник общества «Память» и нанес два удара ледорубом по голове. Однако Капица оказался далеко не такой легкой добычей, как Троцкий. Истекая кровью, он выхватил у нападавшего ледоруб, отбросил в сторону и, моментально скрутив нападавшего, сдал прибежавшей охране. Студенты вызвали «Скорую». После операции 68-летний профессор восстановился довольно быстро и уже вскоре возобновил лекции. Нападавшего суд признал невменяемым и определил на принудительное лечение в психиатрическую больницу.
В 1991 году «Очевидное — невероятное» закрыли, после этого передача лишь урывками выходила то на первом, то на втором, то на третьем каналах, а затем на «Культуре». Сергей Капица продолжал преподавать в Физтехе, где вплоть до 1998 года заведовал кафедрой, занялся выпуском русскоязычной версии журнала Scientific American и заинтересовался демографией. Сергею Капице захотелось посчитать, сколько на Земле уже прожило человек и сколько еще проживет. Результатом стали две большие книги и ставшая знаменитой и общепризнанной среди демографов феноменологическая модель гиперболического роста численности населения Земли. Сегодня С.П. Капицу считают одним из основоположников молодой науки о математическом исследовании социально-исторических процессов — клиодинамики.
Дети Сергея Капицы по стопам отца не пошли. Никто из них не стал ни физиком, ни демографом, ни журналистом, ни телеведущим. Старший сын Федор — филолог, работает в Институте мировой литературы имени A.M. Горького РАН. Старшая дочь Мария — психолог в МГУ, младшая Варвара — врач. Летом 2011 года у Сергея Капицы умер младший брат Андрей. Всю жизнь между ними сохранялись самые близкие отношения. Но в плане научной карьеры было задорное соперничество, и Андрей, географ и геоморфолог, член-корреспондент Академии наук, Сергея обошел. Андрею Петровичу принадлежит последнее великое географическое открытие XX века. Еще в конце 1950-х годов он предсказал существование на Южном полюсе в районе станции «Восток» огромного подледного озера. И это его предсказание успешно подтвердилось в 1996 году. Сергея Петровича тоже должны были избрать в академики РАН. В частных разговорах почти все крупные ученые признавали, что он заслуживает звания академика гораздо больше, чем многие из тех, кто уже носит это звание. Выборы, которые проходят раз в 4 года, совпали и с гибелью и с тем, что Сергею Петровичу, которому исполнилось 83 года, стало известно, что опухоль, обнаруженная у него,- злокачественная.
Не выбрали. Сослались на то, что ученый не успел вовремя собрать все документы. Когда стало ясно, что это очевидная несправедливость, Академия постаралась искупить свою вину. В 2011 году ею была учреждена специальная золотая медаль «За выдающиеся достижения в области пропаганды научных знаний». И первым ее кавалером стал Сергей Петрович Капица. Правда, первоначально в аттестате медали записали, что выдается она «за популяризацию науки». Однако все знали, что Сергей Капица ненавидит слово «популяризация» и свои передачу и журнал называет не иначе как «научно-информационные». Поэтому, опасаясь, что он откажется от награды, поменяли формулировку. Но Капица на вручение премии из больницы, которую он последние месяцы практически не покидал, все-таки приехал. Был немногословен.
Поставил диагноз российской науке: «Сейчас в десять раз упала интенсивность связей с мировой наукой. Мы скоро вообще перестанем понимать, что там происходит». И напомнил, что для ученого единственный способ оставаться на уровне современных задач — не быть изолированным от мира, лично общаться с коллегами из других стран. В кулуарах кто-то горько заметил: чтобы лично общаться, нужны личности.
В августе 2012 года Сергея Петровича Капицы не стало. Его похоронили на Новодевичьем кладбище рядом с отцом.
Читайте также:
- Развитие метеорологии в России и Великобритании
- Секреты красоты и здоровья вашей кожи
- Лаванда – здоровье от природы
- Ломоносов Михаил Васильевич — Везде исследуйте всечасно, Что есть велико и прекрасно
- Развитие новой системы лечения
Понравилась статья? Вы можете её распечатать, отправить по почте или поделиться с друзьями в соцсетях: