Леонид Гайдай – «Я так живу»

Леонид Гайдай бережно хранил небольшой, размером чуть более копеечной монеты, буро-черный, изъеденный, с зазубринами кусок железа. Осколок мины. Для памяти на бумажке, в которую осколок был завернут, Гайдай написал: «Попал 20.3.43 г. Вышел 25.6.65 г.» Когда осколок «выходил» — а это адская боль, — Леонид Гайдай как раз дорабатывал с Яковом Костюковским и Морисом Слободским сценарий к кинокомедии «Шурик в горах», в процессе переработки ставший «Кавказской пленницей». Говорят, веселились так, что про осколок Гайдай иногда забывал.
Сержант Леонид Гайдай был ранен в марте 1943 года. Ему было 20 лет. Как удалось хирурга, что без ноги ему никак нельзя, потому что он, как вернется с фронта, собирается стать артистом, — загадка. На артиста он никак не был похож – долговязый, худой, с торчащими ушами, крошечным носом, в очках, угрюмый. Но убедил. Перенес пять операций. Последствия этого ранения преследовали его всю жизнь. Время от времени рана открывалась, осколки выходили. Об инвалидности своей Гайдай никому не говорил. Даже когда вынужден был ходить с палочкой, объяснял — дескать, трость – его талисман.

Таким же скрытным временами бывал и батюшка будущего режиссера, Иов Исидорович Гайдай. Родом он был с Полтавщины. В школе случился три года. Работал на мельницах в Миргороде. И попал на каторгу. По одной версии, добросердечный Иов выручил товарища, что-то где-то укравшего для прокорма семьи. По второй — у Иова обнаружили прокламации, и дело его приобщили к делу эсеровской партии.

Мать и отец Леонида Гайдая познакомились по переписке.

Как было на самом деле, не известно. Иов излагал то ту, то другую версию, в зависимости от обстановки. Если царским сатрапам, то пособник вора. Если ребятам из ЧК, то жертва царского произвола. Точно известно, что побывал он в тюрьмах Полтавы, Кременчуга, Москвы. И пошел на каторгу в Сибирь. Как и положено, шел по этапу в кандалах на ногах. Освободился он в 1913 году, уехал строить Амурскую железную дорогу, да так при железной дороге и остался в городе Свободном. Женился на Марии Любимовой, сестре своего друга-каторжанина. Всю жизнь прожили в согласии, иначе как Манечка да Ивочка друг к другу не обращаясь.
Дети рождались с периодичностью в два года. В 1919-м — Александр, в 1921-м — Августа (дома — Гутя). Процесс в 1923 году закончил Леонид. Тогда же семья, не без влияния большевиков, обвинивших Иова Исидоровича в «саботаже», перебралась в Иркутск. Там, на окраине, Гайдаи построили свой дом — большие окна, высокие потолки, а вокруг — сад. Иов Исидорович всерьез увлекался садоводством, почитывал даже Мичурина, мать разбила грядки для стола и выращивала цветы для души. А дети? Старший Александр серьезен, обстоятелен и пишет стихи. В1937 году во всесоюзном журнале «Пионер» напечатали его стихотворение «Байкал». Стихотворение всего 14 строк, но подпись! «Ученик 9-го класса Александр Гайдай. Иркутск». Гутя — помощница матери. Леня — шалопай. Учился и он неплохо, но уж слишком шалил, разыгрывал всех. Очень любил «изображать» — актерствовать… И обожал кино. А в кино — Чаплина. Когда шел фильм Чаплина, Леня приходил на первый сеанс. В конце фильма ложился на пол между рядами, прятался, чтобы снова посмотреть фильм. В семье не очень верили, что бренчание на балалайке и поездки с бригадой художественной самодеятельности от Клуба железнодорожников по Кругобайкальской дороге — толковое занятие. Не убедило даже первое признание его талантов — награждение книгой А.П.Чехова «По Сибири» с надписью: «Лучшему участнику художественной олимпиады Гайдаю Лене. 14.5.1940».
О том, что было дальше, Леонид Гайдай рассказал в письме брату, датированном 1983 годом: «20 июня 1941 года в 42-й железнодорожной школе был выпускной бал. Нам вручили аттестаты об окончании школы. А 22-го, как известно, война… Мы узнаем о ней в 17 часов по иркутскому времени. Как раз в это время я с папой сажал тополя перед домом (вдоль забора, который смотрит на улицу сбоку). Почему-то в это время нам (я имею в виду нашей школе) было очень весело, каждый хотел побыстрее попасть в армию, отправиться на фронт воевать с фашистами. Многих постепенно призывали… Я, зная, что обязательно буду призван, в сентябре 1941-го поступил на работу в Иркутский облдрамтеатр рабочим сцены. Моя трудовая книжка, которая сейчас на «Мосфильме», датирована сентябрем 1941 года. Так что мой трудовой стаж 42 года. Вскоре в Иркутск был эвакуирован московский Театр сатиры, а иркутский театр уехал работать в Черемхово. Я был оставлен в Театре сатиры. Работал — ставил декорации, открывал и закрывал занавес… Почти все спектакли выучил наизусть (я имею в виду текст). Познакомился с такими замечательными артистами, как В.Я. Хенкин, П.Н. Поль, Н.И. Слонова, И. А. Любезнов, Е.Я. Милютина и др. Некоторым из них — бегал за водкой…

Сержант батальонной разведки Леонид Гайдай.. В разведку его определили, так как в школе он учил немецкий язык.1942 год

7 февраля 1942 года наконец был призван в армию. Запомнился эпизод: нас уже погрузили в теплушки, вечер… и вдруг слышу: «Леня!» Выглянул и увидел маму с узелочком. Как она меня нашла — уму непостижимо… Принесла свежеиспеченных пирожков…» После училища Гайдаю присвоили сержантское звание и направили на Калининский фронт. «Когда я услышал о Калининском фронте, я подумал, что нас обязательно повезут через Москву, — вспоминал Леонид Гайдай. — Я думал, что в Москве живут только красивые люди, и очень хотел ее увидеть. Нас действительно провезли через Москву, но пересекли ее ночью под землей, в метро. Поезд с солдатами шел, не останавливаясь ни на одной станции, и я Москвы так и не увидел…»
Война для Лени Гайдая длилась недолго — всего несколько месяцев. Служа в разведке, Гайдай ходил за линию фронта, брал языков. Возвращаясь из-за линии фронта, он и подорвался на мине.
В начале 1944 года Леонид вернулся в Иркутск на костылях, инвалидом 2-й группы. И первым делом, как обещал военному хирургу, подал заявление в театральную студию при Иркутском облдрамтеатре, которую в 1947 году и окончил, будучи уже звездой местного театра: стоило ему только выйти на сцену — нос пуговкой, уши торчком, худющий — зал покатывался со смеху. А он вдруг подал заявление об увольнении из театра и в 1949 году поступил на режиссерский факультет ВГИКа в мастерскую Г. Александрова. Подкрепил это решение серьезным объяснением: с его внешностью репертуар весьма ограничен. Многие отговаривали его от этого шага: будто бы, когда его студенческие работы смотрели преподаватели такие киты, как Иван Пырьев и Борис Барнет, они чуть со стульев не сползали от смеха, видя весьма уместные ужимки Гайдая. Хотя, казалось, ничто в сценическом мире не могло их удивить, а тем более рассмешить…
И тут вошла Она. Собственно, никуда она не входила, а все время была рядом. Ниночка Гребешкова — маленькая, круглолицая студентка того же ВГИКа. Чуть-чуть — кинозвезда. Ей двадцать, а она уже снялась в знаменитом боевике «Смелые люди». Пусть лишь в нескольких кадрах появляется ее героиня, проносится в танце, при тогдашнем малокартинье — это уже всесоюзная известность. «Буду носить тебя на руках. Большую-то мне не унести…» — так объяснился он в любви. Она такое объяснение приняла, давно на Леонида обратила внимание. «Вот репетируем. Сижу спиной к двери. Ребята заходят — один, второй… Вроде ничего не происходит, — вспоминала она. — А входит Гайдай — я чувствую его просто кожей. Вообще я его стеснялась. Боялась сказать глупость. Он ведь старше на восемь лет, прошел фронт. А мне было 17 лет…» Но фамилию менять отказалась — объяснила с шуткой, что носитель этой фамилии «не то мужчина, не то женщина».
На курсе, где учились знаменитые в дальнейшем режиссеры — Кулиджанов, Ордынский и многие другие будущие мэтры кино, Гайдай был очень заметен. Учился замечательно — был сталинским стипендиатом, что означало не только повышенную стипендию, но и перспективу дальнейшего трудоустройства. В 1955 году его взяли на киностудию «Мосфильм». Опытный Иван Пырьев, бывший в то время директором киностудии, считал, что новоиспеченный режиссер должен сначала освоиться, осмотреться, поработать вторым режиссером… На выбор были предложены две запускавшиеся в тот момент картины: «Карнавальная ночь» и «Долгий путь». Первую ставил Эльдар Рязанов, который был моложе Гайдая, вторую — знаменитый уже театральный режиссер Андрей Гончаров. Гайдай выбрал Гончарова. Но у Гончарова произошел конфликт со студией, и он ушел. Тут-то и предложили Гайдаю в паре с режиссером Невзоровым «спасти картину». Фильм вьшел. В этой отнюдь не комической картине Михаил Ромм разглядел в Гайдае комедийные наклонности и посоветовал ему работать в этом направлении. Второй фильм, сделанный в 1958 году в мастерской Ромма, «Жених с того света» (в фильме играли прекрасные актеры — Р. Плятт, Г. Вицин. С. Филиппов, Р. Зеленая, 3. Федорова), был уже чистой комедией со всеми вытекающими из этого последствиями.

1961 год

Никита Богословский рассказывал: «Это была 90-минутная комедия, которая на «Мосфильме» произвела настоящий фурор: уже на первых просмотрах люди буквально выпадали из кресел. Но картину запретили — не понравилась и все. Картину возненавидел почему-то секретарь ЦК комсомола Н.А. Михайлов. Причем все интересовался — коммунист Гайдай или нет? А между тем в партию Гайдай вступил на фронте, где на раз ходил в разведку и немало языков принес на своих плечах… В итоге картину пришлось сократить вдвое. И этот удар Гайдай переживал так сильно, что заболел туберкулезом легких…» Изуродованный фильм пустили малым тиражом по захудалым киноточкам. Роль, которую исполнял Филиппов, вырезали полностью (актер надолго затаил обиду на режиссера). Никто не понимал, о чем этот фильм. Кинокритики как и чиновники от кино, в один голос говорили, что режиссура не дело Гайдая. Пырьев решил спасать талантливого дебютанта: буквально заставил его снимать картину по ранней пьесе Александра Галича «Пароход зовут «Орленок», полной комсомольского пафоса. Партийное начальство такие темы любило, пускало «воспитательные» фильмы первым экраном, режиссеров щедро осыпало наградами. Но идеологический пафос оказался столь чуждым Гайдаю, что нелюбовь к материалу сквозила буквально в каждом кадре. Зритель это чувствовал — в прокате лента «Трижды воскресший» провалилась с треском. И Гайдай решил уйти из кино.
Уехал в Иркутск. Так бы, наверное, и не вернулся в Москву, если бы на глаза не попался напечатанный в «Правде» перевод стихотворного фельетона Степана Олейника «Пес Барбос и поучительный кросс», вышедшего в 1960 году в украинском сатирическом журнале «Перец». Правда, Юрий Никулин, которого Гайдай заметил в ярком эпизоде в фильме «Девушка с гитарой» и пригласил сниматься, язвительно заметил по поводу оригинальности Олейника: «У меня была такая тоненькая книжечка английского сатирика Джекобса, она называлась «Заряженный пес». В ней был рассказ о моряках, которые собрались глушить рыбу, а собака с динамитом за ними погналась…» Евгений Моргунов тоже не отказался от предложения сняться в 10-минутной короткометражке. В своем послужном списке он имел лишь роль предателя Стаховича в первом варианте «Молодой гвардии» С. Герасимова. А когда в дальнейшем выяснилось, что прототип его персонажа предателем не был, несчастного Моргунова полностью вырезали из фильма. Самым известным к тому времени был Георгий Вицин, но и он, поскольку уже имел опыт работы с Гайдаем в фильме «Жених с того света», принял его приглашение.

Александр Демьяненко, Владимир Этуш и Леонид Гайдай во время съемок павильонных сцен «Кавказской пленницы» на «Мосфильме». Октябрь 1965 года

«Официально рождение троицы произошло 27 декабря 1960 года в 17 часов 30 минут по московскому времени. В это самое мгновение худсовет «Мосфильма» утвердил состав исполнителей…» — вспоминал Гайдай. Сценарий фильма незадолго до того «утвердила» Нина Гребешкова. «Ты только посмотри! — описывал ей будущий фильм Гайдай. — Бежит пес — 2 метра пленки, за ним Бывалый — 3 метра, оглядывается -1,5 метра. Общий план — бегут все… Как это смешно!» «Потрясающе!» — сказала она, грустно вздохнув. И как же она оказалась права! «Закончен фильм был перед Московским кинофестивалем, — вспоминала Нина Павловна, — и его показали на закрытии. Наутро раздается звонок в дверь: Сережа Бондарчук. У него в руках тарелка, на ней нарисован пес и надпись: «Поздравляю!» «Это, — говорит, — твоя первая золотая медаль». Он рисовал великолепно. Сережа потом очень хотел у Гайдая сниматься, а Леня ему. «Ты смотрел на себя в зеркало?» Второй фильм Гайдая с легендарной троицей — восемнадцатиминутные «Самогонщики» — затмил все вошедшие вместе с ним в «Сборник комедийных фильмов» новеллы: и «Чужой бумажник» с Михаилом Жаровым, и «Водяного» с Эрастом Гариным. Сценарии к этим фильмам, а также к следующему. «Деловые люди» по рассказам О. Генри, Гайдай писал сам. В «Операции Ы» у него появились верные соавторы, сценаристы Яков Костюковский и Морис Слободской.
Яков Костюковский вспоминал: «Почему за наш сценарий взялся именно Гайдай? В этом заслуга Ивана Александровича Пырьева, который, при всех странностях характера, был талантливым организатором с огромным нюхом на любые творческие союзы. Он и решил, что режиссером должен быть именно Гайдай. Гайдай стал и нашим третьим со Слободским соавтором. Не формальным, как это часто бывает, а настоящим, въедливым, активным. Он внес в Шурика много собственных черт. Так что у этого персонажа три отца…
Гайдай считал: «В кинокомедии должно быть как можно меньше слов, а те, которые есть, обязаны быть лаконичными, отточенными, точно бьющими в цель». Если он говорил — это длинно, значит, и правда это на экране будет тянуться вечность… Работая над сценарием втроем, перед тем как разойтись по домам, мы давали друг другу задания — продумать фразы, изречения, афоризмы. Никто из нас не исходил из принципа: пусть будет хуже, но зато по-моему. Когда я сегодня листаю самые первые варианты наших сценариев, я вижу — какой же это был адский труд! Гайдай был очень опытным режиссером: знал, как с артиста снять штамп, не меньше, чем Остап Бендер знал способов изъятия денег. Говорят, на съемочной площадке всегда царило веселье. Это не так. До съемок — пожалуйста, предлагай свои гэги, но во время съемки все было очень серьезно».
На съемках Гайдай был именно режиссером. И, если нужно было, принимал самые жесткие решения. Так было, например, на съемках «Кавказской пленницы», когда переживающий очередной приступ звездной болезни Моргунов пришел на съемку с поклонницами. Гайдай потребовал убрать всех посторонних с площадки. «Моргунов на меня чуть не с кулаками, — вспоминал режиссер. — Я взял режиссерский сценарий и на глазах Моргунова вычеркнул все сцены с ним. А было не снято еще довольно много. «Все, — говорю директору. — Отправляйте Моргунова в Москву. Сниматься он больше не будет». Так моя тройка распалась… А в принципе поснимать ее еще можно было…» То, что «Пленница» дошла до экранов и именно в том виде, в котором ее задумал Гайдай, — тоже мастерство режиссера. И еще немножко чудо. Худсовет творческого объединения «Луч» вынес картине приговор, не смертельный, но все же: «Худсовет не может принять картину «Кавказская пленница» в настоящем ее виде и рекомендует съемочной группе внести в фильм поправки в соответствии с замечаниями, изложенными в этом решении». Гайдаю хватило смелости не учитывать все замечания, высказанные на худсовете, иначе бы фильм просто умер. Он перемонтировал ленту так, что ничего не изменил в ней по сути, но генеральная дирекция «Мосфильма» приняла его без замечаний. А вот на более высоком уровне приговор был действительно смертельным. И спасло картину действительно чудо.

Вся мужская часть съемочной группы «Кавказской пленницы» буквально влюбилась в Наталью Варлей. 1965 год

Яков Костюковский вспоминал об этом эпизоде: «Кавказская пленница» принималась в пятницу одним большим начальником из Госкино. Потому, как он смотрел, уже было ясно, что ничего хорошего нас не ждет. Но когда зажегся свет, мы поняли: никаких замечаний, сокращений, переделок не будет. Большой начальник просто сказал: «Эта антисоветчина выйдет на экран только через мой труп». В понедельник мы собрались для окончательной расправы. Естественно, сотрудники Госкино нас уже не узнают — зачем, если фильм кладут на полку.
И вдруг большой начальник заглатывает меня своими объятиями и лепит такой мужской с засосом поцелуй. Чиновники быстро ориентируются и кричат: «Какое там совещание! Давайте высшую категорию!» Мы в шоке. Но больше всего меня потряс самый большой начальник, который провозглашает: «Ну, что я вам говорил?» Конечно, если бы я был человеком принципиальным, я бы сказал: «Вы говорили, что фильм выйдет только через ваш труп». Но я молчу…
Мы не просто теряемся в догадках, мы, повторяю, в шоке. Потом выясняется: после нашего предварительного разгрома, поздно вечером в пятницу, в Госкино позвонили от Брежнева и попросили на выходные «что-нибудь посмотреть…» Кончилось это тем, что Брежнев позвонил в Госкино и поблагодарил за прекрасную комедию».
К «Бриллиантовой руке» киночиновники отнеслись с трепетным пониманием. Все это легенды, что Гайдай устроил в финале фильма чуть ли не ядерный взрыв на Черном море, чтобы отвлечь цензоров. Сохранились протоколы принимавшей сценарий фильма комиссии. Просили убрать сцену с пионерами, которые поздравляют шефа, и реплики: «Как говорит шеф, главное в нашем деле — социалистический реализм» и «Партия и правительство оставили на второй год». Фильмы Гайдая без учета повторного проката, по официальным данным, просмотрело 600 миллионов зрителей! Это фильмы — чемпионы проката, но далеко не всегда гайдаевские фильмы получали высшую категорию, что автоматически означало пониженные гонорары и постановочные. За «Бриллиантовую руку» Гайдай же получил аж… 6 тысяч рублей. При этом же режиссера снимали с зарплаты на пару лет.

«Бриллиантовая рука». 1967 год

Но, похоже, самого режиссера это мало трогало. В этом было выработавшееся с годами умение сохранить свои силы для главного — работы. Периодически открывающуюся рану он тоже считал чем-то малозначимым. «Я уговаривала, — признавалась Нина Павловна, — поехать в Курган к Илизарову, чтобы законсервировать разрушенную кость, но в ответ слышала: «Нинок, не волнуйся, я умру на своих ногах». Мне довелось бывать в квартире Гайдая, в доме на Черняховского, в котором живет немало кинематографистов. Больше всего меня поразил скромный, легкий ученический стол, за которым и сидел Гайдай, когда что-то писал. Привлекли внимание и несколько стульев — явно «с барского плеча». И точно: это были уцелевшие после съемок «12 стульев» экземпляры, которые Гайдаю удалось по завершении работы выкупить у студии. Бытовая «нелепость» Гайдая была логичным продолжением его таланта. «Чего уж Леня совершенно не умел делать, это просить за себя, — рассказывала Нина Павловна. — В те времена все же было дефицитом. Узнала, что на улице торгуют луком. Очередь, конечно, бесконечная. Говорю, сходи, Леня, хоть килограмм возьми. Ты ж имеешь право без очереди, как инвалид. Уговорила. Ушел. Жду. Наконец под вечер приходит. «Что ж так долго?» — «Очередь такая была…» — «Но ты ж как инвалид мог…» — «Нет, не мог, таких инвалидов много…» Подает мне килограмм луку. «Леня, но ведь давали по три…» — «По три, но ты просила один?» Когда Нина попросила его устроить дочь Оксану в английскую школу, он отказался: «А зачем? Я учился в нормальной школе и вроде бы не дебил…»

«Иван Васильевич меняет профессию». 1972 год

Дочь он воспитывал своеобразно: не ругал и не опекал по мелочам. «Оксана оканчивала десятый класс, — вспоминала Нина Павловна, — усердно готовилась к экзаменам и допоздна корпела над учебниками… Как-то под утро просыпаюсь и вижу Оксану и Леню, азартно играющих в карты. «Да вы с ума сошли: пять утра, а в девять — экзамен!» «Но должен же ребенок немного отдохнуть, отвлечься», — услышала в ответ от Лени… Леня был человеком азартным. Он дружил с моей мамой и постоянно просил Екатерину Ивановну поиграть с ним в карты, в шестьдесят шесть. Причем на деньги. Ставили по копейке, а выигрывала всегда мама. «Екатерина Ивановна, сколько я вам должен?» — «Шесть копеек». — «А теперь?» — «Тридцать». — «Я должен отыграться…» — «Нет, Леня, я больше играть не буду — вы же не отдаете долги!» — «Но если я отдам, вы уж точно больше не будете со мной играть!..»
С азартом Гайдай «охотился» за экранизацией «Двенадцати стульев». Это была его настольная книга. Он очень хотел снять по ней фильм. Не раз предлагал киноначальникам экранизировать ее, но одобрения не получал. Впрочем, о постановке «Двенадцати стульев» мечтал не только Гайдай, но и Георгий Данелия. И последнему в конце концов сказали — действуй. Какой же неожиданностью было для Гайдая, когда счастливый соперник подошел к нему и сказал: «Хочешь ставить «Двенадцать стульев»? Тогда бери и начинай. Пока я готовился и ждал, у меня все перегорело…» Однако с места в карьер начинать было нельзя. Завершалась работа М. Швейцера над «Золотым теленком». Следовало немного подождать… Но фильм встал в план студии. Теперь Гайдай смог выполнить свое давнее обещание — дать Сергею Филиппову роль Кисы Воробьянинова. Для любимого комика России это была первая главная роль в кино. Радость актера была, однако, омрачена проблемами со здоровьем: была обнаружена опухоль мозга и требовалась операция… Были распределены роли: любимые актеры Гайдая Вицин и Никулин получили небольшие, но яркие роли. Пуговкин — роль второго плана. Крачковская, Крамаров, Этуш, Ронинсон, Горлов, Богданова-Чеснокова. Не было только исполнителя главной роли. Больше сотни актеров претендовали на роль Бендера, двадцать с лишним прошли даже кинопробы. Но Гайдай всех отмел и выбрал никому не известного актера Арчила Гомиашвили. И попал в яблочко… Потом он снял по Булгакову «Ивана Васильевича» — и снова фантастический успех, по Зощенко — «Не может бьггь!» — успех, но, может быть, чуть поменьше; по Гоголю — «Инкогнито из Петербурга». Фильм как фильм. Когда снимал «За спичками», ему, похоже, стало невыносимо скучно. Гайдай тогда вдруг сказал, что не любит снимать комедии. Что после каждой решал: это последняя, надо снять что-то серьезное. А потом посмеялся над собой: «Снимать комедию для меня — это вредная привычка. Вроде курения». На самом деле его вредной привычкой было делать свою работу хорошо. Для него, мастера комедии, это означало одно: люди в кино на его картинах должны смеяться. Он ходил в кинотеатры понаблюдать — не обветшал ли фильм, не замылились ли шутки. Возвращался к жене, радостно потирая руки: «Представь! Смеются в тех же самых местах…»

Одна из последних фотографий Леонида Гайдая. 1993 год

А в начале 1990-х страна, озабоченная выживанием, смеяться, похоже, разучилась. После «Операции «Кооперации» и «На Дерибасовской хорошая погода» Гайдай стал отвергать даже очень хорошие сценарии. «Извините, ребята, — говорил он сценаристам, — но снять этого я не смогу…» Была возможность возглавить собственное кинообъединение — этим путем пошли многие его коллеги. Но он отказался. Сказал: «Зачем я буду заниматься тем, чего я не умею». «Последние годы ему тяжело работалось, — рассказывала Нина Павловна. — Он болел и сильно страдал. На ноге открылась рана, развилась эмфизема легких — он же курил, как сумасшедший. Но он был счастливый человек — жил только тем, что его интересовало. «Леня! Так никто не живет!» — пыталась возмущаться я. «Как никто? Я так живу!»
В ноябре 1993 года Гайдай угодил в больницу. Нина Павловна находилась с ним рядом днем и ночью. У нее на руках он и умер. По поводу годовщины его смерти телеведущий вдруг спросил вдову, легко ли ей было жить с гениальным человеком? «Но я же не знала, что он гениальный, — ответила она. — Это сейчас я поняла, что на него надо было молиться. Он меня многому научил: нельзя делать то, что нельзя, нельзя жить без шутки, без радости. Хотя сам он производил впечатление человека несколько мрачноватого… Мы никогда с ним не ругались — он не шел на конфликт. Самое обидное, что он мог сказать: «У тебя, оказывается, нет чувства юмора».

Читайте также:

• Покахонтас
• Улыбка Харламова. Воспоминания в диалогах.
• Ищите женщину
• Михаил Горшенев — смерть и скорбь современных рокеров
• Анна Стэн: ошибка на миллион

Понравилась статья? Вы можете её распечатать, отправить по почте или поделиться с друзьями в соцсетях:

Комментирование закрыто.